Главная О себе На Ваш суд Строки Мой Петербург Дрейф Точка кипения Ссылки Гостевая Пишите мне...
реквием
Каждый день мы бредем куда-то по городским улицам, давно привыкнув не обращать внимания на миллионы окружающих. Они проскальзывают мимо, будто тени, не оставляя ни мыслей, ни памяти. Жизнь идет, и точно так же, как случайные прохожие, исчезают за поворотом образы забытых когда-то приятелей и встречных. Лишь немногих мы будем помнить всю свою жизнь. Это друзья, враги, любимые, родные... А еще это те, кто что-то сумел перевернуть в нашем сознании. Так память порой надолго сохраняет непреднамеренные встречи, обыкновенные и ничего не значащие путевые эпизоды. Так все еще живет внутри меня образ моей случайной давней попутчицы.
Произошла эта история в мои первые институтские каникулы.
Шла середина февраля. Только что была сдана сессия. Последний экзамен был у меня с утра. Ольга, моя подруга, отмучилась на четыре дня раньше. Мы уезжали на каникулы в Петербург. Поезд уносил нас на север. Мы были молодыми, счастливыми и беззаботными. Мы летом поступили в разные вузы из одной математической школы и только-только отучились первый семестр. Дороги наши оказались несколько разными. Ольга пошла на физфак МГУ, я, не пройдя конкурс, - в автодорожный. Все было в новинку и интересно. Жизнь была не то, чтобы легкой... Нет, она просто воспринималась легко и с улыбкой.
Плацкартных мест к тому времени, как нам удалось поехать на вокзал, уже не оставалось. Скрипя сердцем, билеты "туда" мы взяли купейные. В купе ехала симпатичная молодая пара. Девушка была старше нас года на три - четыре. Никак не больше. Выглядела же она вообще почти как школьница. Притом, что у меня не очень-то хорошая память на лица, я, наверное, и сейчас узнала бы ее, встретив на улице. Помнится, у нее была короткая стрижка и задорное мальчишеское выражение лица. Она улыбалась той самой беззастенчивой улыбкой, которая не может к себе не располагать. Она даже смеялась каким-то особенным образом. Есть люди, которые, смеясь, закрывают лицо руками или отворачиваются, будто боятся, что их радость увидят и осудят окружающие. Ее смех не боялся ничего. Попутчица понравилась нам с первого же взгляда. Легко и без напряжения завязался разговор. По дороге на поезд мы с Ольгой умудрились переругаться, но ей каким-то образом шуткой и добрым словом удалось нас сразу же помирить. Мы болтали о каких-то путевых мелочах, делились впечатлениями, нервировали проводников, много шутили. Ей тоже не хватило плацкарта. Кавалера ее я помню хуже. Он, напротив, был серьезным и малоразговорчивым. Но вместе они были достаточно красивой парой. По крайней мере, так показалось мне сначала. Я даже успела в душе тихо им позавидовать, потому что в моей собственной жизни на тот момент все складывалось достаточно блекло и дисгармонично.
У нас с Ольгой было с собой две бутылки красного вина. Это вскоре еще более оживило разговор. Поездка начала казаться мне самой удачной за последние несколько лет. За окном проносилась бесконечная природа. Мелькали огоньки забытых миром станций. Дорога дарила ощущение невесомости и свободы. Я любила железную дорогу. Мне почему-то всегда легко засыпалось в поезде. Особенно на верхних полках. Если, конечно, поспать вообще удавалось. Еще мне нравилось проснуться среди глубокой ночи, когда уснули уже даже последние балагуры и долго-долго смотреть в синь за окном. Я путешествовала со школы. Нам частенько устраивали на каникулы какие-то поездки. Но так весело и легко, как теперь, не было даже во время регулярных школьных железнодорожных экскурсий. Даже Оля - редкий случай - на удивление быстро согласилась со мной.
- Вы, наверное, из одной школы, да, девчата? - попутчица услышала наш случайный разговор.
- Да. Хотя я была бы не против, если бы наше знакомство состоялось где-нибудь в другом месте, - своеобразно подтвердила Оля.
- А что ж так?
- Она просто не уважает родные пенаты, - я показала подруге язык.
- Отчего же. Их следует уважать хотя бы за то, что им удалось попортить мне немало крови. Это редко кому удавалось, обрати внимание. Обычно я сама, кого хочешь, доведу до состояния закипания.
- Плохая школа?
- Нет, что ты. Школа отличная. Только учителя взяточники и сволочи, - заявила подруга. - Был один нормальный - и то выжили.
Странно, но в тот раз я почему-то пропустила ее слова мимо ушей.
- Да. Когда я училась, у нас тоже не все были чисты на руку. Трудно приходилось. Но вы не переживайте, девчонки, - попутчица подмигнула, - так у нас учатся жить.
- А ты где училась? - спросила Оля.
- В ***-й математической. Да вам, наверное, это ничего не говорит.
- Ну, тогда ясно. Это как раз наша.К своему удивлению мы узнали, что она наша выпускница. Совпадение было счастливой случайностью, ведь тогда наша школа еще не приобрела такой широкой известности, как сейчас. Разговор пошел в новое русло. Мы принялись делиться рассказами о школьных годах. Впечатления от трех проведенных в математическом классе лет у нас еще не остыли. Все было как будто еще вчера. Ольга судила немного предвзято. Да, были время от времени проблемы с нечистоплотными педагогами. Но это уже успело подзабыться. И потом, человек устроен так, что ему непременно надо куда-то возвращаться. И несмотря на все былые обиды, мы шли назад в школу. И собирались, и делились впечатлениями от новой жизни. Мы часто ходили на встречи выпускников, приходили большими компаниями и засиживались все вместе допоздна.
Стали вспоминать педагогов. Почти с каждым из них у нас оказалось связано по нескольку смешных историй. Вспомнили добрым словом и наших физкультурников, и математиков, и физиков. Дошли и до учителя литературы.
- Странный человек, - заливалась раскрасневшаяся от вина Оля. - Хотя и честный донельзя. Как он мучил нас со своим Блоком! Нет, ты только подумай, мыслимо ли в одиннадцатом классе иметь проблемы перед экзаменами из-за того, что без выражения читаешь стихи наизусть?
- Что вы говорите... - удивилась почему-то попутчица. - У нас никогда не было таких трудностей.
- Нет-нет, все правда, - сказала я ей. - У нас ни у кого не было выше четырех по устному чтению. Как он нас все время ругал...
- Да, ставил в пример выпуск 95-го. Вот мол, как они читали, так никто уже не сможет...
- Мне всегда было интересно, что за 95-й год…
- Странно... У нас... У нас не было такого... - спутница с недоумением замолчала.Нам на самом деле тяжело давалась литература. Сначала нас выводило из себя, что здесь, в технической направленности спецшколе нам пытаются привить гуманитарные азы. Потом мы как-то свыклись и под конец даже прониклись. Уже позже, на первом курсе, мы приходили всем классом не к кому-то, а к строгому литератору. С другими было тошно. Выводили из себя слащавенькие распросы о личном и здоровье родителей. А у него засиживались подолгу, говорили о жизни и учебе. К нему наши парни шли за советом, если приключался какой-то сердечный вывих. Ему приносили почитать первые корявые юношеские стихи. Это было уже совсем другое общение, ничем не связанное с учебой, но выросшее почему-то именно из нее. Когда у меня в сентябре начались проблемы с родителями, я сама стала частой гостьей в старой школе. Мой отец сильно запил, и занимать дома стало невозможно. Как, впрочем, и жить. Андрей Максимович проводил меня через свой кабинет в помещение библиотеки, и я сидела там с учебниками и книгами почти до закрытия школы в десять вечера. Когда у него заканчивались занятия, мы пили чай. Я смотрела на этого странного человека, пытаясь понять, что именно настолько дистанцирует его от остальных. Один раз, на следующий день после умопомрачительной драки, я упросила его разрешить мне остаться в библиотеке на ночь. Мать уехала в деревню к бабушке на две недели, домой я возвращаться просто боялась. На новом месте не спалось, хотя библиотекарский диванчик был достаточно уютным и мягким. Я долго ворочалась с боку на бок, подложив под голову сумку, потом все-таки встала, умылась и принялась бродить среди тянувшихся до потолка стеллажей. Под буквой "Б" мне попался сборник стихов Блока. Память тогда изменяла мне намного реже, и я вспомнила, что Андрей Максимович именно из него зачитывал нам отрывки на уроках. Я стала просматривать заложенные стихи, заново перечитывая что-то знакомое. Причудливый поэтический слог в этой необычной обстановке звучал как-то иначе. Одно из стихотворений мне особенно понравилось.
Ни тоски, ни любви, ни обиды,
Все померкло, прошло, отошло...
Белый стан, голоса панихиды
И твое золотое весло.Я до сих пор помню его наизусть. Оно было заложено не полоской белой бумаги, а старенькой обтрепанной открыткой. Читать ее я не стала. Это могло быть обычное праздничное поздравление от учеников. Но что-то подсказывало мне, что читать нельзя.
Потом я тоже купила себе сборничек Блока. Когда у меня в жизни что-то не клеится, я начинаю его перелистывать. Иногда мне вспоминается та ночь в библиотеке, первый курс и разговор в купе.
***Мы по-прежнему болтали про школу.
- Зато какие у нас встречи выпускников... - под влиянием нахлынувших воспоминаний тихо сказала я.
- Да. Были... - отозвалась Ольга.
- И будут.
- Были, - упрямо повторила она.
- Зачем ты говоришь глупости? - мне захотелось отвесить подруге затрещину.Ольга уставилась на меня в упор:
- Как, а ты не знаешь?
- Что - не знаю?..Попутчица огорошено смотрела на двух снова разругавшихся подруг.
- Что он уволился?.. - выпалила Оля.
У меня внутри что-то оборвалось. В голове пронеслась сотня мыслей.
- Не могу в это поверить. Все-таки выжили?
- Да нет, - спокойно продолжала моя подруга, - он сам.У нашей спутницы расширились глаза...
- Не может быть... Что вы такое говорите, девочки?
- Не знаю, - я пожала плечами. - Сама впервые слышу. Я знала, что у него проблемы с начальством. Но чтобы настолько, чтобы уйти из школы... Нет, я просто не могу поверить. Это какая-то глупость!
- Еще бы, - Оля вздохнула. - Единственный человек, с которым можно было просто поговорить. Хотя не без странностей. Неужели вы не знаете эту историю?
- Что же за история?
- Мне сестренка рассказывала. Это произошло как раз в их классе. Как-то раз у них было дежурство в библиотеке. Кто-то из парней шутки ради стал копаться в бумагах на столе. То ли хотели подправить какие-то работы, то ли просто баловались... не помню. Сестра мне что-то такое говорила. На столе между книг они нашли незапечатанное письмо. Заперли изнутри дверь и стали читать. Письмо очень личное, любовное. Адресовано девушке. По-моему, даже кому-то из его выпускниц. Такое впечатление, будто он собирался его отправить, но отчего-то не сделал этого. Они, вроде бы, расстались... Подробностей не знаю. Ты ведь знаешь, у него есть вход в библиотеку через свой кабинет? Он услышал шум внутри, удивился, что заперто и вошел тем путем. А они как раз читали. Притом, вслух. Кто-то, как водится, смеялся... Перепугались ребятки страшно. Даже извиниться толком не смогли. Просто убежали, все до единого. Но жаловаться он никуда не стал.У меня в голове нарастал странный шум. Я вспомнила старую открытку в сборнике Блока и почувствовала себя немного причастной к какой-то печальной тайне. К тайне, после каких люди уже не живут, как жили раньше.
- Самое отвратительное было дальше, - продолжала подруга. - Кто-то из этих маленьких идиотов рассказал историю родителям. И одна высоконравственная мамаша пришла к завучу жаловаться на то, что учитель подает детям пример безнравственности, путая личную жизнь с работой. Представляете? Завуч баба тактичная. Она замяла каким-то образом скандал. Ему ничего не было. Но заявление было подано на следующий же день.
Соседка, отчего-то сильно побледневшая, качала головой.
- И... И они его отпустили?
- Мерзавцы они, - тихо сказала Оля. - Я думала, что вы все знаете. Такая гадкая история...
- А... письмо? Что же это было за письмо?
- Откуда же мне знать. Да и вообще, какое наше дело?
- Да... На самом деле.Мы помолчали немного. Мне было как-то неприятно, что я даже ни разу за последние два месяца не была в школе. Я случайно подняла глаза и увидела расстроенное личико попутчицы. Наши взгляды на мгновение встретились, а потом она отвела глаза. Я вспомнила, что даже не знаю, как ее зовут. А еще - какого же она года выпуска.
Мы снова начали о чем-то говорить. Ольга рассказывала какой-то анекдот. Подал голос юноша, начав рассказывать о том, какие этим летом были грозы под Питером. Но над разговором что-то тяготело. Что-то необъяснимое и все же отчетливо ощущавшееся. Девушка вытащила из пачки сигарету и встала.
- Сейчас приду, - тихо проговорила она.Мы достали из сумки бутерброды и шоколад. Успели сходить к проводнику за штопором, открыть вторую бутылку, пролить часть на стол и битый час искать салфетку - она все не возвращалась. В конце концов, я решила сама сходить на всякий случай в тамбур. Ольга, было, собралась составить мне компанию, но я строго посмотрела на нее. Она все поняла и осталась занимать разговором молодого человека. Я хлопнула тяжелой дверью. В тамбуре было холодно и, как обычно, сыро. Я не сразу заметила нашу новую знакомую. Девушка с мальчишеской улыбкой сидела на корточках в углу тамбура, закрыв руками лицо. Я нагнулась и тронула ее плечо.
- Что с тобой?
Она подняла заплаканные глаза. Плечи ее трясло крупной дрожью. Я не очень-то умею общаться с людьми, и чужие слезы меня порой сильно пугают.
- Ты... Ты что?.. Успокойся... Что случилось?
Она на какое-то мгновение горько уткнулась лбом в мое плечо и снова вздрогнула. А потом подняла голову.
- Ничего страшного, - невероятным усилием воли ее губы снова легли в улыбку. - Я просто того самого выпуска. Девяносто пятого года.12.01 - 6.02. 2003
Москва